Лингвистический энциклопедический словарь - морф

морфа (от греч. μορφή — форма) — минимальная значимая единица текста, текстовый предста­ви­тель морфемы. Термин «морф» предложен Ч. Ф. Хоккеттом в 1947 в качестве параллели к термину «(алло)фон»: предполагалось, что отношение (алло)фона к фонеме тождественно отношению морфа к морфеме. Различные морфы, репрезентирующие одну морфему, были названы соответственно её алломорфами (ранее в американской лингвистике использовался в этом значении термин «морфемный альтернант», в советском языкознании, например Г. О. Винокуром, — термин «вариант морфемы»). В приме­не­нии к языкам с чётким структурным противо­по­став­ле­ни­ем слова и морфемы морф обычно рассматривается как непосред­ствен­ная составляющая словоформы. Так, например, в словоформе «столиком» выделяются (на графическом уровне) корне­вой морф «стол‑», суффиксаль­ный (со значением уменьшительности) ‑ики флексийный (выражающий значение твори­тель­но­го падежа единственного числа) ‑ом. В частном случае словоформа может состоять из одного морфа, например «опять», «сквозь», «ведь», «и», «теперь». Иногда морфеме не соответствует материально выраженный фонетический (или графический) сегмент. В таком случае говорят о нулевом морфе, выделяемом по соотношению с другими функционально противо­по­став­лен­ны­ми и материально присут­ству­ю­щи­ми морфами. Так, словоформа «рук» состоит из корневого морфа «рук‑» и нулевого морфа, выражающего значение родительного падежа множественного числа: «рук-ø» (ср. «рук-ам, рук-ами»). Те европейские и советские исследователи, кто принял соссюровскую концепцию знака (см. Знаковые теории языка), обычно определяют морф как двустороннюю единицу речи, в отличие от морфемы как двусторонней единицы языка. В американской лингвистике 40‑х гг. морф понимался как односторонняя единица, т. е. элемент внешней («формальной») стороны высказывания. Это понимание нашло отражение в формулировке Ч. Ф. Хоккетта, согласно которой морф состоит из фонем (а морфема из морфонем).

Различие между указанными двумя пониманиями морфа не оказывает влияния на членение текста на морфы; однако оно существенно для отождествления морфов. Так, при «формальном» понимании суффикс в отглагольном производном «читка», уменьшительный суффикс в «лапка» и предлог «к» имеют своим означающим один морф; если же исходить из двусторонности знака, соответствующие морфы различны, так как соотносятся с разными означающими. В то же время морф характе­ри­зу­ет­ся постоянством внешней стороны при обоих подходах: сегменты, состоящие из различных фонем, считаются разными морфами, хотя и могут представлять одну морфему. Так, например, в структуру словоформ «разработать» и «разрабатывать» входит одна и та же корневая морфема, представленная двумя нетождественными морфами: ‑работи ‑рабат‑.

Решение вопроса о тождестве морфов, представляющих одну морфему, или признании их различ­ны­ми алломорфами тесно связано с принятой исследователем фонологической концепцией. Так, орфографически различные морфы, представляющие префиксальную морфему в словах «разрабо­тать»; «расталкивать», «розыгрыш», «россыпи», «разорвать», признаются различ­ны­ми алломорфами при анализе с позиций ленинградской фонологической школы, но одним и тем же морфом — с пози­ций московской фонологической школы.

Признание двух внешне различных морфов алломорфами одной морфемы связано также с тем, какое содержание вкладывается в понятие морфемы. Так, различным образом трактуются случаи супплетивизма, например морф i- во франц. ira ‘пойдёт’ и морф all- в allons ‘пойдём’. Американские лингвисты обычно исходят в этих случаях только из тождества функции и говорят об i- и all- как об алломорфах, тогда как в советском и европейском языкознании более распространена другая точка зрения: при отсутствии формального сходства между морфами говорят о разных, хотя и синонимичных морфемах, и, следовательно, данные морфы не считаются алломорфами.

Представление о морфе как об экспоненте морфемы не предполагает требования непременной сегментности (т. е. линей­но­го характера) означающего морфа и возможности морфологической сегментации (автономно‑) фонологической транскрип­ции на «значащие» цепочки («морфы»), полно­стью состоящие из целого числа фонем. Подобные (весьма распространённые) концепции ведут к смешению различных и разъединению сходных явлений (например, к одинаковой трактовке фузии, кумуляции и супплетивизма и к искусственному противо­по­став­ле­нию полной и частичной фузии). Поэтому в «активных» грамматиках — т. е. в моделях языкового синтеза (имитирующих кодирование смысла говорящим) и в «динамических» моде­лях — принято транскрибировать означающие посред­ством морфонем (а не фонем) и при этом супрасегментные средства рассматривать наряду с сегментными (например, мягкость конечного согласного в «зелень» рассматривать как морф, тождественный по функции морфу ‑отв «краснота»). Снятие требований автономно-фоно­ло­ги­че­ской транскрибируемости и сегментности фактически означает отказ приверженцев «динами­че­ских» моделей от традиционного понимания морфа, ориенти­ро­ван­но­го на «пассивные грамматики» (имитирующие восприятие текста слушающим). Как компромисс между интересами «активной» и «пассивной» грамматик можно рассматривать различные «усреднённые» решения: например, когда среди морфов одной морфемы постулируется один «исходный» («главный», «представляющий») морф, из которого по правилам чередования могут быть получены остальные морфы данной морфемы.

Т. В. Булыгина, С. А. Крылов.